В кухне заметно потеплело. Глядя на запотевшее окно, Джулия улыбнулась, вспомнив, как маленький Джорджо однажды разрисовал его всякими непристойностями, и ей вдруг ужасно захотелось услышать его голос.
После нагретой газом кухни гостиная показалась Джулии просто ледяной. От обоев, имитирующих грубую каменную кладку, и даже от мягкого ковра цвета слоновой кости, покрывающего узорные плитки пола, веяло холодом. Джулия невольно взглянула на мраморный камин с двумя канделябрами и прямоугольным зеркалом в ореховой раме между ними и подумала, что не мешало бы его затопить. Потом села на один из двух цветастых диванчиков, надела очки и взяла со стеклянного столика телефонную книгу в бирюзовом кожаном переплете. На маленьком изящном будильнике было почти восемь, и Джулия не сомневалась, что Матту уже на ногах.
Ответила ей Салинда, чье тонкое красивое лицо Джулия видела лишь на фотографиях.
– Джорджо спит, – сказала она.
– Спит? – удивилась Джулия. – Он вчера поздно лег?
– Не очень, около полуночи. У детей была вечеринка.
Значит, сын без нее не унывает. Как хотелось ей в эту минуту попросить Салинду разбудить этого маленького бессердечного паршивца, вытащить из теплой постели, чтобы он понял, какой он эгоист!
Первый раз в жизни она так сердито подумала о сыне, такого с ней никогда еще не было. И тут же ее гнев обратился к Всевышнему: неужели он не может оторваться от своих дел и помочь ей? Разве не его обязанность помогать страждущим?
– Разбудить его? – вернул его на землю мягкий голос Салинды.
– Нет, не стоит, я просто хотела узнать, все ли у вас в порядке.
На самом деле ей хотелось пожаловаться Салинде на свое отчаяние, на холод, на то, что в этом старом доме она сейчас в полном одиночестве, что несколько дней назад под колесами машины погиб котенок, заплатив за стремление к свободе своей жизнью. Еще ей хотелось рассказать о беспощадном враге, который с ней поселился и с которым она вступила в схватку не на жизнь, а на смерть, о том, что сегодня, в канун Нового года, ей предстоит ехать в Модену на эксгумацию останков деда и она очень боится.
Но такой разговор вряд ли был бы уместен, поэтому Джулия вздохнула про себя и сказала как можно бодрее:
– В самом деле, я позвонила просто так.
– Когда Джорджо проснется, я скажу ему, чтобы он тебе перезвонил.
– Днем меня не будет, лучше я сама позвоню вам в полночь, чтобы поздравить с Новым годом. Привет Джорджо и еще раз спасибо.
Успев промерзнуть в гостиной до костей, она вернулась в теплую кухню. Подумала о деде и невольно улыбнулась. Как бы он сам отнесся к предстоящей сегодня церемонии? Она, сестра Изабелла и брат Бенни (под этим американизированным уменьшительным именем, похожим на собачью кличку, скрывалось мало популярное в наше время имя Бенито) получили от городского совета Модены официальные письма, подписанные самим мэром, в которых сообщалось, что для увековечения памяти героя Сопротивления Убальдо Милковича его останки будут перезахоронены в почетной стене колумбария.
Успеет ли мастер за это время починить отопление? Джулия бросила нервный взгляд на будильник: стрелки сдвинулись всего на пять минут. Впрочем, уже можно попробовать позвонить в центр обслуживания. Джулия сняла трубку и, поднеся ее к уху, услышала пронзительный свист. Она несколько раз нажала на рычаг, после чего появились частые гудки. Неужели Салинда там, в Уэльсе, не положила трубку? Несмотря на холод, лоб ее покрылся испариной. Она снова сняла трубку – теперь телефон молчал, как мертвый. Вслед за отоплением он тоже вышел из строя.
Джулия бросилась в спальню. Если она не сделает заказ до полдевятого, к ней уж точно сегодня никто не придет. Две одинаковые фарфоровые лампы под розовыми абажурами на двух одинаковых тумбочках по обеим сторонам кровати освещали мягким светом уютную комнату, в которой не было ничего лишнего. Единственным украшением спальни можно было считать пару антикварных кресел венецианской работы начала восемнадцатого века. На светло-серой стене висело деревянное распятие, а под ним миниатюрные гравюры девятнадцатого века в золоченых рамках с изображениями святых.
Поспешно одеваясь, Джулия демонстративно отвернулась от распятия: раз Бог забыл о ее существовании, то и ей до него нет никакого дела. В прихожей она сорвала с вешалки старую цигейковую шубу и, застегиваясь на ходу, выбежала из дома. Огибая лужи и лавируя между машинами, она перешла улицу Тьеполо и толкнула дверь бара, на которой был изображен телефонный диск.
Марокканец, вооруженный шваброй, старательно тер кафельный пол, затоптанный ранними посетителями. За кассой восседала молодая женщина, похожая на злую колдунью из сказки, и Джулия подошла к ней.
– Пожалуйста, один жетон, – попросила она и положила в блюдечко двести лир.
– Не работает, – невозмутимо заявила барменша, имея в виду телефон-автомат.
– Мне срочно нужно позвонить, – голос Джулии звучал взволнованно, почти с отчаянием.
Барменша посмотрела на нее с отвращением, как смотрят на неожиданно выползшее на свет насекомое.
– Не работает, – прошипела она с угрозой, гипнотизируя Джулию взглядом, как кобра перед броском.
Увидев за спиной барменши телефонный аппарат, Джулия спросила:
– А вашим мне нельзя воспользоваться?
– Только для сотрудников, – ответила та и занялась клиентами.
– Чертовы порядки! – не сдержалась Джулия. – Чертов город, чертова жизнь!
Барменша даже головы в ее сторону не повернула, зато в глазах марокканца она уловила понимание. Хлопнув дверью, Джулия выскочила на улицу и побежала на площадь Новелли. Она помнила, что в кондитерской, где Джорджо с одноклассниками тратили свои карманные деньги на мороженое, кока-колу и музыкальные автоматы, должен быть телефон-автомат, и не ошиблась: телефон был и даже работал. Она набрала номер центра обслуживания, но, услышав в трубке голос диспетчера, успела сказать лишь: