На ее платье никогда не бывало таких пятен, потому что она не потела. Даже в такую жару.
– Хочешь, пойдем ко мне, – предложила Заира.
Она открыла дверь, и Джулия очутилась в огромной, не меньше дедушкиной, кухне с темно-красным полом из обожженной плитки и почерневшими от времени потолочными балками. Вдоль одной стены на веревке сушилось женское белье, другая была увешана фотографиями певцов и артистов. Джулия одного узнала, это был Гарри Белафонте.
– Он тебе нравится? – спросила Заира и напела одну из популярных песенок. – Я его песни все знаю, у него такие ритмы!
– Мне он тоже нравится, – несмело сказала Джулия и впилась глазами в полочку, заставленную разными флакончиками с духами и лосьонами и баночками с кремами.
Заира сбросила с ног туфли, швырнула на стул сумочку и начала раздеваться. При этом она говорила, что не может больше выносить такую жару, что она вся липкая, что надо скорей обмыться, а Джулия слушала болтовню Заиры и, широко открыв глаза, следила за каждым ее движением.
Наконец Заира обратила внимание на восторженные взгляды, которые Джулия бросала на нее с порога, и спросила:
– Ты что, никогда голых женщин не видела?
Джулия покраснела и отрицательно покачала головой. Она действительно никогда не видела голой женщины, даже мать, застенчивая и целомудренная, никогда перед детьми не раздевалась. Джулия не знала, куда деваться от стыда, словно голой была она, а не Заира.
Заира же, напротив, не испытывала никакого смущения. Казалось, ей доставляет удовольствие открывать напоказ свое развитое женское тело и смущать маленькую девочку. Беря пригоршнями воду из таза, она мыла шею, грудь, подмышки и весело напевала песенку на английском языке, которого Джулия не понимала.
– Видела, на какой я машине приехала? – повернув к Джулии мокрое лицо, спросила Заира.
– Еще бы! – с восторгом ответила девочка.
– Красивая, да?
– Очень, – согласилась Джулия. – А кто тебя привез?
– Кретин один. Он сказал: «Дай титьки потрогать, тогда домой отвезу».
– И ты дала? – Джулия снова залилась краской.
– А что такого? Все мужики любят тискать грудь.
– Она у тебя и вправду очень красивая, – вырвалось у Джулии.
Заира самодовольно засмеялась.
– Хочешь – тоже можешь потрогать, – предложила она.
Джулия вдруг испугалась. Ей захотелось убежать, но какая-то колдовская сила тянула ее к Заире, и она сделала от порога несмелый шаг вперед.
Заира взяла ее руку и провела по мягкой упругой груди. Потом прижала пальцы девочки к темному твердому соску, обведенному более светлым, как кофе с молоком, кружочком. Под пальцами Джулии перетекала теплая мягкая плоть, обтянутая шелковистой кожей, она шевелилась, колыхалась, словно дышала. Вдруг девочка спохватилась, ее охватил ужас. Что-то подсказывало ей, что она совершает нечто недозволенное, греховное. Заира весело рассмеялась и принялась успокаивать Джулию.
– Ты что, испугалась? – весело спросила она. – Не бойся, я тебя не съем. Да скажи хоть слово, или ты язык проглотила?
Вдруг она направилась к стоящей у стены кушетке и улеглась на ней, нимало не смущаясь своей наготы.
У нее был чуть хрипловатый тягучий голос, ленивый и вкрадчивый. А душа, наверное, темная, подумала Джулия, но ее все равно неудержимо тянуло к Заире, которая лежала сейчас перед ней в точно такой же позе, как Венера на картинке в папиной книжке. И в ту же секунду она словно бы почувствовала на себе строгий взгляд отца и оцепенела от страха, как тогда, когда отец застал ее за разглядыванием картинки.
Джулия повернулась и во весь дух бросилась домой, а вслед ей несся громкий смех Заиры.
Телефонный звонок вернул ее назад, к действительности. Как и тогда, в детстве, ее рука непроизвольно тянется к груди, только теперь это защитный жест.
– С Новым годом! – раздается в трубке голос ее бывшего мужа Лео, отца Джорджо. – Коринна тебя тоже поздравляет.
Коринна – его новая подруга.
– И вас тоже, – сухо отвечает Джулия.
Ей сейчас не до Лео, и уж тем более не до его новой подруги. С чего это он вдруг решил поздравить ее с Новым годом? За ним и раньше-то, когда они еще жили вместе, подобного не замечалось, и вдруг такая внимательность! Что-то ему от нее надо, это как пить дать.
– Что слышно от Джорджо? – изображая из себя заботливого отца, поинтересовался Лео.
– У него все в порядке, – ответила Джулия, едва сдерживаясь, чтобы не сорваться.
– Ты сейчас не одна?
– Одна.
– Надеюсь, не помешал?
В его барственно-самодовольном голосе слышится фальшь. Прекрасно он знает, что она одна, что в это время всегда работает и что его звонки вызывают у нее раздражение. А сейчас она на него тем более сердита, ведь он поддержал идею Джорджо отправиться на каникулы в Уэльс. Да и вообще он сукин сын.
– Да, ты мне помешал, – почти грубо ответила Джулия.
– Ну, извини.
– Не прикидывайся, скажи прямо, что тебе надо.
– Видишь ли, Коринне скучно со мной дома вдвоем…
– И ты решил на меня тоже нагнать скуку, – закончила за него Джулия. – Прости, но у меня нет времени на пустую болтовню.
Лео сделал вид, что не заметил ее раздражения.
– Так вот я подумал, не выступить ли тебе в роли переводчицы на встрече с одним издателем. Он хорошо говорит по-немецки, его мать – урожденная фон Манштайн, так что, может быть…
Он продолжал еще что-то говорить, но Джулия уже не слушала. У нее сейчас черная полоса в жизни, а он пристает к ней с какой-то ерундой, не знает, как убить время. Эгоист, каких мало. Да он всегда таким был.
Джулия вспомнила эпизод в Форт-де-Марми, происшедший много лет назад. Был прохладный летний вечер, они ужинали с друзьями на открытом воздухе. Лео пошел танцевать с какой-то незнакомой девушкой. Вскоре он вернулся к столику, и Джулия, грешным делом, подумала, что он, заглаживая свою вину, хочет пригласить ее на танец. Вместо этого он аккуратно снял с ее плеч шаль и чуть смущенно спросил: «Ты позволишь? А то девушке, с которой я танцую, стало холодно».