Джулия - Страница 26


К оглавлению

26

– Энергичная особа, – заметил он. – И родилась раньше срока, и кричит так, что оглохнуть можно.

В комнату заглянул Убальдо Милкович. Его светлая шевелюра была растрепана, глаза весело блестели.

– Входи, папа, – обрадовалась Кармен.

Убальдо Милкович, несмотря на то, что ему уже исполнилось сорок девять, выглядел моложе своего напыщенного зятя.

– Говорят, у нас девочка, – сказал Убальдо. В его голосе послышалось разочарование: он так надеялся, что будет мальчик! – Впрочем, – продолжал он, – эта девчонка, похоже, любого мальчишку за пояс заткнет – вон как кричит, во всем доме слышно!

Он явно обрадовался, что внучка родилась такой горластой. Чмокнув в щеку дочь, он подошел к зятю.

– Дай-ка ее мне, – сказал он.

Учитель поспешно отдал малышку тестю – от ее крика у него уже звенело в ушах.

– Успокойся, девочка, – баюкая внучку, приговаривал Убальдо. – Все тебя любят, не плачь.

То ли под влиянием ласкового голоса, то ли сильных добрых рук, но девочка вдруг замолчала. Ее губки растянулись в потешную гримаску, которая очень смахивала на улыбку.

– Я назову ее Джулией, – повторил Витторио, но теперь он обращался уже к тестю. – В честь матери Алессандро Мандзони.

«А я назову ее Джорджо, – подумал про себя Убальдо, – в честь моего неродившегося сына».

Убальдо передал девочку Кармен, и та стала любовно ее разглядывать: пухленькая, черноволосая, с длинными пушистыми ресницами…

– А тебе нравится имя Джулия? – на этот раз Витторио де Бласко обратился к жене, рассчитывая на ее горячее одобрение.

– Звучит красиво, – рассеянно ответила Кармен, переведя глаза на мужа и невольно сравнивая его с новорожденной.

Не найдя ни малейшего сходства между отцом и дочерью, она задумалась, и воспоминания унесли ее в уединенный бревенчатый дом, окруженный холодными безмолвными горами. На нее пахнуло дымом далекого очага, запахом хлеба и горячего молока. Это был запах жизни, он исходил и от лежащей на ее руках дочки, в чертах которой она вдруг явственно увидела черты Гордона. «Ты Джулия Дзани, – покачивая девочку, мысленно обратилась к ней Кармен, – только это секрет».

Тот, опаленный летним зноем август сорок пятого был особенным: люди дышали новым свежим ветром свободы и не могли надышаться. Счастливые, радующиеся миру, они танцевали на ночных, наконец-то освещенных, улицах, стремясь поскорее залечить душевные раны, нанесенные войной.

– Джулия де Бласко, – как заведенный, бубнил Витторио.

«Джулия Дзани», – безмолвным эхом вторила ему Кармен, думая о своей единственной любви, которую никак не могла забыть.

Пришли Бенни с Изабеллой. Остановившись на пороге, они с любопытством и одновременно с опаской смотрели на свою новую сестричку.

– Заходите, дети, – точно приглашая в класс учеников, сказал Витторио. – Посмотрите, кого нам принес аист.

Когда у Кармен начались роды, детей отправили к соседке. «Они не должны слышать материнских стонов, – рассудил Витторио, – и вообще, в их возрасте еще не положено знать, как появляются на свет дети».

Насытившись, Джулия уснула. Дед, порывшись в глубоком, набитом всякой всячиной кармане, извлек из него кулон на тоненькой цепочке. Небольшой белый топаз в форме сердечка был оправлен в голубую эмаль, усыпанную крошечными сапфирами. Вещица была изящная и, судя по всему, старинная.

– Наденешь ей на шейку, когда малышка немного подрастет, – сказал Убальдо Милкович дочери.

– Спасибо, папа, – Кармен вопросительно посмотрела на отца, недоумевая, откуда у него взялось такое дорогое украшение. – И за продукты тоже.

– Ну, мне пора, – заторопился Убальдо Милкович и хитро подмигнул дочери. – Поезд через час, как бы не опоздать.

Ночевать в доме зятя, с которым он так и не нашел общего языка, ему не хотелось. Приехав к дочери с продуктами, Убальдо и не предполагал, что угодит на день рождения внучки, которую сразу же полюбил и про себя окрестил Джорджо. Он догадывался о тайне дочери, а сегодня его догадка подтвердилась, чему он очень обрадовался.

«Лучше живость и отвага Милковичей и Дзани, чем холодная кровь этих напыщенных де Бласко», – решил он.

Глава 2

Джулию душили рыдания. Какой позор, какой ужас! Опять она во сне обмочилась. Ей вспомнились строгие слова отца: «Семилетняя девочка – уже не ребенок. В таком возрасте подобные вещи непростительны». Она не хотела, честное слово, не хотела, это вышло случайно. Ей снился замечательный сон, будто она, прижимаясь к гладкому стволу дерева, поднимается по нему все выше и выше, легко скользит, не делая никаких усилий. А наверху, в пронизанной солнцем зеленой листве, золотятся груши. Когда она в полном восторге дотянулась, наконец, до нежного фрукта и оставалось только сорвать его, наступило пробуждение. Ощущение счастья исчезло. Обволакивающее тепло, струясь между ног, замочило пижаму и простыню. Когда она поняла, что случилось, было уже поздно.

В комнату вошла Кармен и, наклонившись к дочери, потрепала ее по голове.

– Что с тобой? Почему ты плачешь?

– Я опять описалась, – дрожа от страха, ответила девочка, – но я не виновата, это получилось случайно…

Мать поднесла к губам указательный палец, призывая дочь к молчанию.

– Тише, молчи! Не дай Бог, папа услышит.

Джулия вытерла слезы тыльной стороной ладони. Если отец узнает, он всем расскажет о ее позоре. «Моя семилетняя дочь, – пожалуется он, как уже не однажды жаловался при ней знакомым, – до сих пор мочится в постель, и виновата в этом прежде всего ее мать. Вместо того, чтобы наказывать негодницу, она ее покрывает. Отшлепала бы разок-другой, она бы перестала безобразничать». При этом отец каждый раз подчеркивал, что его старшие дети в жизни себе такого не позволяли.

26