– Хорошо хоть тебе ума хватило не приглашать его в нашу машину, этой публике только палец протяни, они всю руку откусят.
В девять вечера того же дня Гермес вошел в подъезд большого густонаселенного дома на улице Беато Анджелико. Поднимаясь по нескончаемым ступенькам, он вдыхал знакомый с детства запах бедности и думал о том, что теперь, когда матери больше нет, ему здесь нечего больше делать.
После пятого лестничного пролета он вышел на длинный балкон, и его обдало холодным ветром. «Надо бы скопить денег на пальто, – подумал Гермес, ежась от холода в своем бесформенном свитере, – а то зимой совсем загнусь». В дверях квартиры он столкнулся с другим своим бра– том, Ахиллом, который выходил, распространяя вокруг себя резкий запах дешевого одеколона.
– Привет! – бросил он на ходу. – Где это ты пропадал целый день?
Сам он явно спешил на свидание или на вечеринку и вопрос задал просто так, не рассчитывая на ответ.
– Сначала я хоронил маму, – строго ответил ему Гермес, – потом был на дежурстве.
– Вот и молодец, – не вслушиваясь в слова брата, сказал Ахилл. – Будь здоров.
Он был самым богатым в семье и оплачивал квартиру из собственного кармана, великодушно освободив остальных членов семьи от этих расходов. Ахилл вообще был всегда доволен собой, считал себя неотразимым, гонял на машине быстрее, чем положено, и со всеми держался как свой в доску.
– Я уезжаю, – уже в спину крикнул ему Гермес.
– Правильное решение. Отдохни немного, развлекись. – И он исчез.
На столе в кухне под клетчатой салфеткой Гермес нашел свой ужин. Он снял с супницы перевернутую тарелку и вдохнул запах подгоревшего и уже остывшего супа, который все же лучше бутерброда с колбасой, который он съел всухомятку на работе. Он взял ложку и принялся не спеша есть, не чувствуя вкуса. Он вообще не придавал значения еде – важно было насытиться, а чем – большого значения не имело.
В дверях кухни показалась двадцатичетырехлетняя Диана в халате с растрепанными волосами.
– Как тебе? – спросила она, указывая глазами на суп. – Нравится?
– Вкусно, – ответил Гермес с полным ртом.
Диана была мягкой и доброй девушкой. Она мечтала о прекрасном принце и спала с кем попало.
– Ты ни о чем не хочешь меня спросить? – Голос Гермеса прозвучал громко и сердито.
– Тише, пожалуйста, – испугалась Диана, – разбудишь моего приятеля. – И она посмотрела на дверь в свою комнату.
Гермесу было неприятно думать, что на постели сестры развалился какой-то очередной кобель, который понимает под любовью скотское совокупление.
– Тебе даже не интересно, как прошли похороны? – понизив голос, снова обратился он к сестре.
Катерина ушла из этого мира, а им все равно, будто ее и не было! А ведь она родила их, растила, как могла, воспитывала, как умела. Произведя на свет очередного младенца, она неизменно писала Эрколе: «Какое ты выбрал имя?» И ее муж, большой любитель античной мифологии, перебрав в памяти богов и героев, выносил свой вердикт: Ахилл, Гермес, Диана, Терпсихора. Проведя за решеткой больше лет, чем на свободе, этот неисправимый воришка не отказывался от детей, которых его жена Катерина производила на свет с помощью других мужчин. «Значит, так уж мне на роду написано», – считал он.
– Вот и умерла наша мамочка, – сказала Диана. – Теперь ей уже ничем не поможешь. Мир ее праху.
– Но еще два месяца назад она продолжала гнуть спину, работая на нас! – напомнил сестре Гермес. – И все, между прочим, принимали это, как должное!
– И пила, не просыхая. Прости, Господи, ее грешную душу.
Усталым жестом Диана провела по растрепанным волосам, потом налила вина себе и Гермесу.
– Давай помянем ее, – сказала она.
Они выпили. Сердце Гермеса снова сжалось от жалости к матери, которая навсегда осталась там, на кладбище, в сырой холодной земле.
– Я уезжаю. Пришел забрать вещи, – сказал Гермес, отодвигая от себя пустую тарелку.
– Значит, мы с Ахиллом останемся вдвоем? – В ее голосе Гермес не услышал сожаления, скорее радость, – ведь комната брата будет теперь свободна. – Но ты не вернешься? – осторожно спросила она.
– Нет, я уезжаю отсюда навсегда, но не забывай, что эта квартира по праву принадлежит и Эрколе.
– Ясное дело, – лениво протянула Диана. – Пусть живет, пока снова в тюрьму не загремит. – И добавила уже серьезно: – Не волнуйся, к маминой постели я никого не подпущу.
Гермес достал с антресоли большой рюкзак и принялся собирать вещи.
– Куда же ты переезжаешь? – поинтересовалась сестра.
– Мы с товарищем по работе сняли комнату на Порта Романа, одну на двоих, так дешевле.
– Ты разве работаешь? – удивилась Диана. – И давно ли?
– Давно, – ответил Гермес, продолжая собирать вещи.
– Надеюсь, работа не поденная?
– Нет, постоянная.
Диана мало интересовалась делами брата, поэтому задавала свои вопросы скорее из праздного любопытства. «Каждый за себя, а Господь за всех» – было девизом семьи Корсини.
– А где ты работаешь, если не секрет?
– В больнице. Мою сортиры, подаю лежачим больным судна, убираю посуду и так далее и тому подобное.
В больницу он устроился два месяца назад, когда туда поместили Катерину.
– Неужели тебе нравится такая работа? – искренне удивилась Диана.
– Работа как работа.
– Надо было с отличием кончать школу, чтобы ухватиться за такое местечко! Я думала, ты найдешь себе что-нибудь почище. Пойдешь служить в какую-нибудь контору.
Разве объяснишь Диане, что диплом о классическом образовании не имеет никакого отношения к чиновничьей карьере? Служащему не нужны ни латынь, ни греческий, ни философия с античной литературой, эти предметы лишь фундамент для дальнейшего университетского образования, которое он получит во что бы то ни стало. И хоть он и отличник, а составить по всем правилам деловое письмо или подсчитать доходы фирмы он не сможет, этих навыков он в школе не приобрел. В классический лицей он пошел потому, что еще мальчиком решил стать врачом, – уж очень ему нравился доктор Ронки, живший неподалеку в уютном доме, окруженном садом. Его любили и уважали все окрестные жители. Маленькому Гермесу доктор казался волшебником, он верил, что стоит тому прикоснуться волшебной палочкой к больному, как больной выздоровеет.